поддерживаемого государством юга [Bagnasco 1977]. Малые и средние предприятия, развитая предпринимательская деятельность и хорошие экономические показатели всегда имели в своей основе доверие, реципрокные отношения и разделяемую участниками взаимодействия локальную идентичность. По словам Баньяско и Тригилия, институциональные предпосылки, существовавшие в этих регионах, позволили сложиться коммунитарному [communitarian] типу рыночного поведения вместо индивидуалистического типа [Bagnasco and Trigilia 1984, 1985; Trigilia 1986, 1997]. Наиболее важные из этих предпосылок таковы: существование прежних форм малого предпринимательства в сельском хозяйстве, особая связь между городскими и сельскими районами, роль большой семьи [extended family] и гомогенная политическая субкультура [Paci 1999]. Баньяско описывает этот феномен в терминах «социального конструирования рынка» [Bagnasco 1988]. В одноименной книге он затрагивает также ряд теоретических вопросов, имеющих отношение к экономической социологии; он, однако, не выстраивает законченной теории. Его социологические объяснения очень «историчны»: он рассматривает, прежде всего, отдельные события, редко поднимаясь до уровня обобщений.

Тригилия также обращается к важным теоретическим проблемам, когда он пытается рассмотреть теорию трансакционных издержек О.Уильямсона с позиций новой экономической социологии [Trigilia 1989]. Однако, как он полагает, основной задачей экономической социологии является изучение исторической случайности [historical contingency] и объяснение разнообразия экономических форм. Развивая тезис Раймона Будона и желая отмежеваться от чисто исторического подхода, Баньяско и Тригилия заявляют, что экономическая социология должна заниматься построением «локальных моделей», а не выводить общие законы [Boudon 1986].

Самые последние направления в дискуссии об индустриальных районах нацелены на понимание способности последних противостоять новым экономическим проблемам, и здесь уже делаются однозначные ссылки на новую экономическую социологию [Parri 1997a, 1997b]. Например, Л.Парри показывает, что в некоторых районах институты возникают не как «эффективное решение» той или иной экономической проблемы (как это предполагает Уильямсон). Вместо этого, процесс построения институтов требует решения ряда проблем коллективного действия. Используя эвристическим и неформальным путем теорию игр, Парри показывает, как социальные ресурсы (например, социальный капитал и институциональное лидерство) могут способствовать разрешению этих проблем коллективного действия. Парри также пытается выявить возможные пути эволюции районов Италии и механизмы их воспроизводства.

Вторая тема - развитие Италии - касается, прежде всего, юга страны. Наиболее важные результаты этой дискуссии таковы. Во-первых, некорректно говорить о «южном вопросе», поскольку юг характеризуется достаточной степенью «внутреннего разнообразия» [internal variance], и все происходящее невозможно свести к одной модели [Mutti 1994a]. Во-вторых, отсталость юга объясняется не только экономическими факторами. В рамках «нового сравнительного политэкономического подхода» Тригилия показывает значимость также и социополитических переменных для развития регионов южной Италии [Trigilia 1992]. В-третьих, экономическому развитию способствуют не только «универсалистские», но и «партикуляристские» действия некоторых элит [Mutti 1994b]. В целом, в случае с Италией нелегко делать обобщения, о чем свидетельствует также и критика в адрес амбициозной трактовки