«воплощает в логичные или псевдологичные рассуждения» (V.Pareto, 1968/1916, п. 798, с. 434).

Этот последний тип критики часто принимает форму раскрытия действительных побудительных мотивов индивидов, а не выдвигаемых ими на первый план иллюзорных. Таким образом, данная критика является одним из видов стратегий редуцирования, которые мы будем рассматривать более детально ниже. Исследователь показывает ошибочность объяснения, даваемого самим индивидом в терминах социальной нормы и рациональности, и предлагает альтернативную интерпретацию. В данном случае ссылка на социальные нормы становится лишь оправданием, которое скрывает конкретные интересы. «Рационализация» индивидуального решения полностью охватывает коллективные устои поведения, основанные на социальных нормах.

• Cоциальные нормы как результат рациональности

Зная место, которое занимает инструментальная рациональность в экономической науке, можно увидеть именно здесь первую попытку сведения социальных норм к индивидуальной рациональности. Макс Вебер предполагает, что «один из ресурсов образования экономической теории как науки» связан с доказательством, что поведение, направляемое только интересами, производит «эффекты, эквивалентные тем, которые достигают, применяя нормы» (M.Weber, 1971/1922, p. 28). Работа Гари Беккера имеет целью распространить эту операцию сведения норм к рациональному выбору на совокупность человеческих поступков, прибегая при необходимости к понятию «фантомные цены», когда цены как таковые не существуют, потому как в данном случае под человеческими поступками понимаются действия, совершенно не относящиеся к экономическим (G.S.Becker, 1976). Выявление интересов способствует снижению роли, которую играют нормы и привычки. Что особенно очевидно в случае слепого и возведенного в абсолют использования триады: стабильные предпочтения, максимизация полезности и равновесие рынка (R.Swedberg, ed., 1990). Вопреки этому в более поздних работах неоклассиков правила и привычки вновь получают право на существование, даже учитывая, что речь идет об объяснении с их помощью структур, которые оказывают давление на урегулирование контрактов в условиях максимизации интересов экономическими агентами и недостатка информации (J.Tirole, 1988). Таким образом, теория стимулов пытается обосновать оптимальность регулирующих механизмов в условиях асимметричности информации.

Замысел приведения социальных норм к рациональности более древний, чем экономическая наука. Идея, что нравственные потребности могут быть сведены к одному понятному интересу, - это «сердце» философии морали Юма. Какая теория нравственности, спрашивает он в заключении «Исследования о принципах морали», может быть хоть как-нибудь полезна, если она не в силах показать, что обязанности, которые она вменяет, соответствуют также интересам каждого? (D.Hume, 1951b/1751, p. 280). Юм пытается обойти общепринятое противоречие между любовью к себе и социальными обязанностями, предлагая понятие объединяющего, согласованного (agreable) качества, способного привести к согласию. Программа сведения Юма была позже возобновлена в теории нравственности Давида Готье (1986). Готье не считает решение Юма удовлетворительным, так как оно не учитывает достаточным образом специфику требования беспристрастности, выдвигаемого моралью в отношении к личному интересу. Но эта критика подхода «эгоиста» не приводит автора к принятию максимы беспристрастности, и он отклоняет теорию Роулза как слишком инспирированную работами Канта, удаляющими нас от модели заинтересованного действия (ibid., p. 237). Готье выводит нравственные ограничения рациональности из